Неточные совпадения
Вслед за доктором, отнявшим так много времени, явился знаменитый путешественник, и Алексей Александрович, пользуясь только что прочитанной брошюрой и своим прежним
знанием этого
предмета, поразил путешественника глубиною своего
знания предмета и широтою просвещенного взгляда.
Не было
предмета, которого бы он не знал; но он показывал свое
знание, только когда бывал вынуждаем к этому.
Самолюбие его было польщено тем, что такой ученый человек так охотно, с таким вниманием и доверием к
знанию предмета Левиным, иногда одним намеком указывая на целую сторону дела, высказывал ему свои мысли.
Он и
знание — не знал, а как будто видел его у себя в воображении, как в зеркале, готовым, чувствовал его и этим довольствовался; а узнавать ему было скучно, он отталкивал наскучивший
предмет прочь, отыскивая вокруг нового, живого, поразительного, чтоб в нем самом все играло, билось, трепетало и отзывалось жизнью на жизнь.
Саша ее репетитор по занятиям медициною, но еще больше нужна его помощь по приготовлению из тех
предметов гимназического курса для экзамена, заниматься которыми ей одной было бы уж слишком скучно; особенно ужасная вещь — это математика: едва ли не еще скучнее латинский язык; но нельзя, надобно поскучать над ними, впрочем, не очень же много: для экзамена, заменяющего гимназический аттестат, в медицинской академии требуется очень, очень немного: например, я не поручусь, что Вера Павловна когда-нибудь достигнет такого совершенства в латинском языке, чтобы перевести хотя две строки из Корнелия Непота, но она уже умеет разбирать латинские фразы, попадающиеся в медицинских книгах, потому что это
знание, надобное ей, да и очень не мудреное.
Истина есть обладание реальным
предметом, и
знание Бога есть присутствие Его в нас.
Для данного мира действительности, мира видимого, объекта
знания, волевой акт свободного избрания, т. е. акт веры, уже совершен, совершен в таинственной глубине бытия; для мира же иного, мира невидимых вещей, мы вновь должны совершить акт свободного волевого избрания, избрания того мира
предметом своей любви, т. е. акт веры.
Будучи одарен многолетнею опытностью и двадцать пять лет лично управляя моими имениями, я много о сем
предмете имел случай рассуждать, а некоторое даже и в имениях моих применил. Конечно, по малому моему чину, я не мог своих
знаний на широком поприще государственности оказать, но так как ныне уже, так сказать, принято о чинах произносить с усмешкой, то думаю, что и я не худо сделаю, ежели здесь мои результаты вкратце попытаюсь изложить. Посему соображаю так...
Он трактовал о женщинах так свободно, с таким
знанием предмета и смотрел на них с такой удивительно прямой точки зрения, что я только отплёвывался.
Мечты эти так и остаются мечтами, пока в основании их нет положительного
знания и серьезного исследования
предмета, на который мечты эти обращаются.
Почему, не будучи в состоянии справиться без репетитора с лекциями в университете, я махнул на них рукой, а через 25 лет с охотою занимался отдельными отраслями
знания, даже с известным наслаждением, так как, не заваливая мозгов разнообразными
предметами, совершенно ясно понимал, над чем я тружусь. Гораздо легче механически действовать в незнакомом деле по чужому указанию, чем самому добираться, основательно или нет нам указывают.
— Нам не нужно революций, — прибавлял Гаврило Степаныч, — мы только не желаем переплачивать кулакам процент на процент на
предметах первой необходимости, на пище и одежде; хотим обеспечить себе производительный труд, вырвав его из рук подрядчиков; стремимся застраховать себя на случай несчастья и дать детям такое воспитание, которое вместе с ремеслом вселило бы в них любовь к
знанию.
За пятнадцать — двадцать лет пред этим ко всему хотели прилагать эстетические и философские начала, во всем искали внутреннего смысла, всякий
предмет оценивали по тому значению, какое имеет он в общей системе
знаний или между явлениями действительной жизни.
Нравственность есть главный
предмет; но и разум обогащается всеми
знаниями, всеми идеями, нужными для того любезного существа, которое должно быть прелестию света, сокровищем супруга и первым наставником детей.
— Прекрасное правило домине Галушкинского: когда люди, умнее тебя, уже близки изобличить твое незнание, так пусти им пыль в глаза, и ты самым ничтожным предложением остановишь их, отвлечешь от
предмета и заставишь предполагать в себе более
знаний, нежели оных будет у тебя в наличности.
— Объясняю, — резал Петрусь. —
Знание ли
предмета составило науку, или наука открыла в человеке
знание? Поясняю следующим предложением: человек постиг грамматику и составил ее: ergo, до того не было ее. Каким же образом он постигал ту науку, которой еще не было? Обращаюсь к первому предложению:
знание ли от науки или наука от
знания?
Недаром поборники чистого искусства обвиняли наших обличителей в малом
знании своего
предмета!
Суждение мое может быть неверно или нетвердо, робко; но и это опять будет зависеть от недостаточного
знания всех сторон
предмета.
Но разделяющие
знание от мышления говорят, что не все люди одарены одинаковой способностью комбинировать те данные, которые им представляются, и что отсюда-то и происходит разнообразие выводов, какие делаются различными людьми об одних и тех же
предметах.
Суждение о
предмете, мнение — необходимо связывается с каждым
знанием.
Для полного развития человека и целого народа необходимы, — говорит он, — хорошее
знание предметов, уменье хорошо мыслить о них и любовь к общему благу.
Ясно, что все это происходит именно оттого, что количество
знаний, распространенных в массах, еще слишком ничтожно, чтобы сообщить им правильное понятие о сравнительном достоинстве
предметов и о различных отношениях между ними.
Знания эти, завися от разнообразия местных
предметов, могут, конечно, значительно различаться у разных народов, производя разницу в характере народа, относительно его пылкости или холодности, стремительности или медленности и т. п.
Ту же самую ограниченность круга действий нужно заметить и в тех отделах литературы, которые имеют
предметом распространение
знаний.
Нет, осторожно и зорко осматривается он вокруг себя, долго думает над своим решением; хочет идти вперед, — но не скачками, а твердой, медленной поступью, мало-помалу; стремится к
знанию, но избирает для себя
предметы более к нему близкие, имеющие прямое отношение к его жизни.
Предметов наук бесчисленное количество, и без
знания того, в чем состоит назначение и благо всех людей, нет возможности выбора в этом бесконечном количестве
предметов, и потому без этого
знания все остальные
знания становятся, как они и сделались у нас, праздной и вредной забавой.
И, прежде всего, вера никогда не возникает без некоторого, хотя для обоснования ее содержания и недостаточного, но для ее зарождения достаточного
знания в
предметах веры.
И можно, конечно, обманывать себя надеждой, что, миновав путь «феноменологии сознания» [Точнее, «Феноменология духа», о которой сам Гегель писал следующее: «В «Феноменологии духа» я представил сознание в его поступательном движении от первой непосредственной противоположности между ним и
предметом до абсолютного
знания» (Гегель.
И, однако, это отнюдь не значит, чтобы вера была совершенно индифферентна к этой необоснованности своей: она одушевляется надеждой стать
знанием, найти для себя достаточные основания [Так, пришествие на землю Спасителя мира было
предметом веры для ветхозаветного человечества, но вот как о нем говорит новозаветный служитель Слова: «о том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни (ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам), о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам» (1 поел. св. Иоанна. 1:1–3).].
Мы уже достаточно говорили о том, что божественный мир не может быть
предметом дискурсивного
знания и постигается только верой.
И кто знает Бога, включая Его в число
предметов научного
знания?
В действительности вере вовсе не свойственно связывать свою достоверность с такими свидетельствами и случайностями; она есть в своей достоверности независимое отношение к своему абсолютному
предмету, чистое
знание его, которое не вмешивает букв, бумаги и переписчиков в свое сознание абсолютного существа и не опосредствуется такими вещами» (Hegel's Phenomenologie des Geistes, Jubiläumausgabe, Phil.
И то, что составляет собственный
предмет веры, по самой своей природе не может стать
знанием.
От девяти до десяти мы будем заниматься историей, — я хочу проверить твои
знания, и за этим же легким
предметом ты немножко отдохнешь от первого урока.
Матушка беспрестанно рассказывала мне значение каждой местности и каждого
предмета, причем я мог убедиться в большом и весьма приятном, живом
знании ею истории, что меня, впрочем, уже не удивляло, потому что я, проведя с нею два часа, получил непоколебимое убеждение, что она говорит только о том, что основательно знает.
Для меня в тот момент
предмет пылкого культа были точное
знание вообще и «наука наук» — химия.
Когда мы к 1 сентября собрались после молебна, перед тем как расходиться по классам, нам, четвероклассникам,объявил инспектор, чтобы мы, поговорив дома с кем нужно, решили, как мы желаем учиться дальше: хотим ли продолжать учиться латинскому языку (нас ему учили с первого класса) для поступления в университет, или новому
предмету, «законоведению», или же ни тому, ни другому. «Законоведы» будут получать чин четырнадцатого класса; университетские — право поступить без экзамена, при высших баллах; а остальные — те останутся без латыни и
знания русских законов и ничего не получат; зато будут гораздо меньше учиться.
Познание чего бы то ни было для нас есть перенесение на другие
предметы нашего
знания о том, что жизнь есть стремление к благу, достигаемое подчинением закону разума.
Еще менее доступны нашему
знанию предметы безличные, вещественные; в них мы уже не находим подобия нашей личности, не видим вовсе стремления к благу, а видим одни временные и пространственные проявления законов разума, которым они подчиняются.
Истинность нашего
знания не зависит от наблюдаемости
предметов в пространстве и времени, а напротив: чем наблюдаемее проявление
предмета в пространстве и времени, тем менее оно понятно для нас.
Есть огромная разница в том, чтобы признать священными помазанные священные чины и освященные
предметы, и том, чтобы признать священными — самый человеческий субъект, его святость, его творчество, свободу, любовь, справедливость, братство,
знание, красоту души и т. п.
И хотя очевидно, что по мере их исследований область того, что им остается узнать, становится все шире и шире,
предметы исследования все сложнее и сложнее и самые приобретаемые ими
знания неприложимее и неприложимее к жизни, это нисколько не смущает их, и они, вполне уверенные в важности своих занятий, продолжают исследовать, проповедовать, писать и печатать и переводить с одного языка на другой все свои большей частью ни на что не пригодные исследования и рассуждения, а если изредка и пригодные, то только на потеху меньшинства богатых или на ухудшение положения большинства бедных.
Эта всеобъемлющая природа была
предметом его изучения — поднять хотя бы на одну линию завесу с того, чего еще не постигли великие умы, дать человечеству еще лишние доказательства его невежества и ничтожества перед высшей силой, управляющей миром, и этим возбудить в нем парения к небу — вот цель ученого-естествоиспытателя, независимо от того, применяет ли он свои
знания к извлечению из этой природы средств для врачевания больного человеческого организма, или же только наблюдает теоретически законы природы в их проявлениях в окружающем его мире.
Андрей Николаевич Муравьев тоже мнил себя знатоком этого
предмета и от многих был почитаем за такое
знание, но при познаниях, навыке и распорядительности Виктора все муравьевские сведения ничего не стоили, и Андрей Николаевич даже боялся говорить и не любил Виктора, как соперника, который подавлял его своим авторитетом.